— Ну что, садись, — позвал Сигизмунд. И пошел к ней, приглашающе улыбаясь.
Несколько мгновений Лантхильда смотрела на него, все шире раскрывая глаза. Потом вдруг завизжала не своим голосом и бросилась удирать.
— Стой! — с хохотом крикнул Сигизмунд. — Ты куда? Двала!
Вот ведь влип. И что теперь делать? Гоняться за визжащей дурой по собственному двору? На радость Софье Петровне и иже с нею? Собачник — он ведь, как молодая мать, всегда на виду.
Сигизмунд никуда не побежал. Встал у машины, небрежно облокотился, подражая позе какого-то американского киногероя (миллионера, конечно), и закурил. Побегает — вернется.
Двор не проходной. Захочет удрать — всяк мимо него бежать придется. Это гиподинамия в ней взыгрывает.
Некоторое время Лантхильды не было ни видно, ни слышно. Потом вдруг ее голос прозвучал у него за спиной.
Сигизмунд вздрогнул, утратив разом всю свою вальяжность. Подкралась. Вот мерзавка.
На втором этаже горел свет. Там маячила бабка. Вся извертелась, и так и эдак высовывалась. Бесплатное кино ей.
— Лантхильд, — сказал Сигизмунд как ни в чем не бывало, — гляди.
И на бабку показал.
Лантхильда долго щурилась. Потом вдруг разглядела. На ее лице проступило понимание.
И тут девка в очередной раз огорошила Сигизмунда. Не долго думая, она задрала подол своей шубки и махнула в сторону бабки открывшимся джинсовым задом. Бабка оскорбленно скрылась за занавеской.
Сигизмунд захохотал. А теперь пора сматываться.
Он сел в машину. Лантхильда тем временем вызывающе смеялась, глядя на бабкино окно. Сигизмунд открыл вторую дверцу: садись, давай. Девка замерла. Осеклась. Боязливо полезла.
— Осторожней! — рявкнул Сигизмунд. — Дверцу мне не выверни! На соплях держится…
Да, пора менять тачку, пора. Сейчас еще Вавилу выпишем, оденем-обуем, пропишем, потом брозара с Аттилой, затем Скалкса, чтоб было кого мордой об капот бить. И заживем веселой таежной семьей. Пить будем, не просыхая. Потом сядем. Всей тайгой. Потом выйдем. Радиотелефонов накупим.
Да ну!.. Он даже расстроился.
Лантхильда сидела в машине, с любопытством вертела головой.
Сигизмунд пристегнулся. Тщательно пристегнул девку. Ей это не понравилось. Забилась, как рыба на льду.
— Не балуй, — велел Сигизмунд. — Положено. Видишь — я тоже.
Показал на свой ремень. Она неодобрительно покосилась, но промолчала.
Он перегнулся через нее, как следует захлопнул дверцу.
— Ик охта, — заявила Лантхильда.
Сигизмунд легонько дернул ее за косищу.
— Нии, — сказал он.
— Ик охта, — упрямо повторила девка.
— Ну все, поехали.
Как только машина тронулась, Лантхильда заволновалась, заерзала под ремнем. За руль схватилась. Сигизмунд дал ей по рукам. Она испуганно съежилась.
Поначалу девка всего пугалась. Знаменитые красоты Северной Пальмиры покамест оставляли ее равнодушной. Сигизмунд похвалил себя за то, что решил заблаговременно покатать ее на машине — не хватало еще, чтобы она среди бела дня весь этот спектакль учинила.
Порылся в бардачке. Нашел конфету. Выдал девке. Она взволнованно съела.
Магнитофон включил. У Сигизмунда была одна заезженная кассета — героические увертюры Вагнера. Под Вагнера ночью хорошо ездить, когда машин мало. Можно грезить о великом. С лебедем, как Лоэнгрин, тусоваться и вот такой мечуган иметь. И всех разить — налево, направо, вверх, вниз… Прямо как у окулиста.
Опять-таки, нордическому духу девки Вагнер должен быть близок. Полет валькирии и все такое.
Пренебрегая правилами, свернул с канала налево на Невский. Мимо Дома Книги, под новогодними гирляндами, провисающими в темном небе связками небесных сарделек, по заснеженному Невскому, к Адмиралтейству. Там подсветка красивая.
У Адмиралтейства остановились. Вышли из машины. Лантхильда наконец забыла свои страхи. Приседала — смотрела. На цыпочки вставала, тянула шею. Подбегала к могучим нимфам, нагруженным сферами, потом отбегала. И непрестанно говорила что-то.
Сигизмунд стоял у машины, покуривал. За девкой наблюдал. Спросил ее вдруг:
— Что, никогда даже на открытках не видела?
Она недоуменно глянула и снова принялась любоваться.
Живем тут, мимо ходим каждый день, глаз, поди, замылился — не ценим ведь, среди какой красы отираемся, банально подумал Сигизмунд. А провинциалы — вон…
Когда подъехали к Зимнему, у Лантхильды уже не осталось сил изумляться. Пока они медленно проезжали мимо, неотрывно глядела в окно. Лицо у нее было молитвенное, как будто она погрузилась в неземной экстаз. Очень кстати пришелся и Вагнер, с тихой угрозой бурлящий в динамиках.
Из транса ее вывел горбатый мостик через Лебяжью канавку. Подпрыгнув и ухнув, девка изумленно квакнула и засмеялась.
Минули Летний Сад с заснеженной решеткой и затихшими зимними деревьями. Лантхильда молчала. Только руки тискала.
Сразу за Летним Садом их «подрезала» черная BMW. Сигизмунд едва успел притормозить, чтоб не поцеловать бээмвуху в задницу.
— Блядь! Пидоры черножопые! Права купили, ездить ни хера не умеют!
Девка визгнула.
BMW ушла вперед.
Совсем другим голосом Сигизмунд сказал девке:
— Все о'кей, Лантхильд.
Та мгновенно въехала в ситуацию. Погрозила исчезающей бээмвухе кулаком и вымолвила гневно:
— Унлеза срэхва.
Слово прозвучало неожиданно знакомо. Сигизмунд попросил уточнить, хво, мол, такое — срэхва.
Лантхильда засмеялась. Извернулась под ремнем, показала на свой зад.
— Срань, — перевел Сигизмунд. — Понятно.
Он дружески пожал ее руку, все еще стиснутую в кулачок, и они поехали дальше.